Глухая, тупая, бессильная ярость накрыла Ольгу бетонной плитой. Нечем дышать, не хватает воздуха. Как же она устала от всех этих бумаг, людей, переговоров, бесконечных родительских «надо», «мы должны», «любой ценой», «мы не имеем права подвести клиента», «наша репутация должна быть безупречной». Несколько коротких, обжигающих затяжек. Перехватывает горло… И отпускает.
Ей душно в этом маленьком, замкнутом на самом себе мирке их крепкой и уважаемой семейной компании, репутация которой превыше всего. Душно рядом со своими родителями, такими правильными и добропорядочными. Такими близкими и такими недосягаемыми.
Она всё ещё ждёт, что её полюбят, услышат, увидят её настоящую. Живую. Она жива. Сколько бы не превращали её в послушного биоробота, жива. Всё ещё. И всё ещё нуждается в живой человеческой любви. Не в поддержании жизни, не в холодной, безучастной, механической и корыстной «заботе», а в любви. В их любви.
С этой компанией Ольга была повенчана ещё с младенчества. Никакой другой жизни и судьбы родители для неё не представляли. Всё, что от неё требовалось – учиться. Учиться, осваивать семейный бизнес и быть достойной своей семьи. Быть как они.
Олина мама всегда была отличницей. И в школе, и в институте. Она не представляла, как можно не выучить урок и получить четвёрку. Для неё это было чем-то немыслимым.
Про папу и говорить нечего. Папа – мозг компании, её сердце, печень, лёгкие. Это он её создал. Компания – его любимое детище и смысл его жизни.
Чтобы компания росла и развивалась, родители очень много и тяжело трудились. И Оле нужно было тоже учиться на пятёрки и много работать.
Это удавалось почти всегда. Но четвёрки у неё всё же случались. И тогда она понимала, что стать достойной своих родителей уже никогда не сможет. Потому что ей уже никогда не быть «круглой» отличницей, какой была её мама.
Её не наказывали за четвёрки. Но смотрели так, что… «Лучше бы они меня били».
Ей 25. За плечами юридическая академия и уже большая практика в родительской фирме. Работает много и тяжело. А родители, довольные её результативностью, передают ей всё больше ответственных участков. Видят в ней своего приемника. Это её жизнь.
От постоянного напряжения болит голова. Строгий тёмно-серый костюм. Застёгнутый на все пуговицы пиджак. Туго стянутые на затылке волосы. Из аксессуаров – только перьевая ручка Montblanc, подаренная родителями на окончание университета (мы должны быть скромными и не выпячивать свой достаток), да пара выбившихся из причёски непослушных локонов, дерзко нарушающих дресс-код.
Такой её видят. Такой её знают. Такой её хотят видеть и знать.
Яркие платья и летящие юбки-солнца, которые она любовно выбирала и покупала себе сама, скучают в шкафу, с надеждой ожидая своего часа. Когда-нибудь он наступит. Иначе…
Что «иначе», она боится даже продолжать думать. Она гонит от себя эти мысли, которые становятся всё настойчивее. Ей хочется бежать из этого мира, в котором она живёт. Из мира, который напоминает глухой тёмный лес.
Ей бесконечно одиноко в этом странном глухом лесу, где даже собственного эха не слышно. Здесь холодно. Здесь никогда не бывает солнца. И значит, тени у неё тоже нет. Но если у неё нет ни тени, ни эха, то где же она сама? И что это за лес, в котором она исчезла…
Ей 16. Она курит. Сигареты хранит дома, в ящике стола. Родители никогда не заглядывают к ней в стол. Да и в комнату очень редко. Для них главное – чтобы там всегда был идеальный порядок. И там всегда порядок. Убирается она сама. И не только в своей комнате, но и во всей квартире.
Ей очень страшно, что родители узнают о её курении. Она даже представить себе не может, что будет, если они узнают. И очень хочет, чтобы узнали. Чтобы обратили уже на неё внимание, возмутились, испугались. Наказали. Сделали бы хоть что-нибудь, чтобы она поняла – её заметили, о ней беспокоятся.
Однажды это всё-таки произошло. Она закурила дома. В своей комнате. Открыв окно. Мама, придя с работы, почувствовала запах сигарет.
Спросила просто: «Ты куришь?» Она ответила: «Да». Больше её никто об этом никогда не спрашивал. Ей не запретили, её не ругали. Мама тоже курила и не могла здесь быть для неё примером. А значит, не могла от неё ничего требовать.
Почему молчал папа, она не знала. И не хотела этого знать.
Ей 18. Университет. Первая сессия. И первая серьёзная четвёрка. Как сказать об этом маме? Нужно будет обязательно пересдать как можно скорее. Домой добирается, погружённая в невесёлые мысли.
Перед подъездом останавливается, нервно закуривает. Проходящая мимо бабулька укоризненно качает головой: «Что бы твои родители сказали, если бы увидели, что ты дымишь? Соплячка ведь совсем. И где только у родителей глаза». Она разрыдалась.
Чужая бабушка с недобрым лицом позаботилась сейчас о ней больше, чем заботились мама с папой. Их никогда не волновало её курение. И она их не волновала. Бабулька, сама того не желая, озвучила то, в чём девушка признаться себе не решалась. Родительская любовь, как повышенная стипендия – только за пятёрки, а самой её для родителей как будто бы нет.
Пожалуй, это был последний раз, когда она плакала. Детство закончилось. Оля поняла это сейчас очень отчётливо. А вместе с ним закончились и все надежды на то, что её кто-нибудь когда-нибудь услышит и поймёт.
И только проверенный друг сигарета услышит, поймёт и успокоит. К ней всегда можно обратиться за помощью. Она не откажет. Когда грустно, когда страшно, когда одиноко. Когда хочется выть или кричать. Она всегда рядом.
А может быть, это всего лишь такой же, как и все, равнодушный и отстранённый свидетель её жизни?
Ей 25. Она давно хотела бросить курить. Но и курить тоже хотела. Эти два желания боролись в ней, и у каждого из них была своя правда. И у каждого были свои права. Она, как юрист, это хорошо знала. И пока эти права были равными, она была бессильна что-либо предпринять. Нужны были какие-то обстоятельства.
Они возникли.
Приступы удушья. Врачи. Обследования. Жёсткие рекомендации: курить необходимо бросать.
Бросила. Результат оказался далёк от ожидаемого. Удушья участились и стали ещё более тяжёлыми. Пришлось закурить снова.
Ловушка захлопнулась. Курение медленно, но неотвратимо убивало её. Отказ от курения усиливал приступы и грозил убить её быстро.
«Я не верю, что с этим можно справиться. Врачи лечили – не вылечили». В голосе отчаяние и надежда. Впереди у неё – знакомство со своим симптомом. С самой собой.
Ей предстоит долгий и сложный путь. Она обретёт свой голос. Начнёт отражаться в зеркалах. Узнавать свои черты. Увидит тень.
Сегодня она сделала первый шаг из леса. Девочка-невидимка.
Однажды я увижу её в ярком летящем платье.
P.S. Образ клиентки собирательный. Обстоятельства вымышленные. Все совпадения случайны.
Автор: psychologytoday.ru
